Имамы ко господу

Детально: имамы ко господу - со всех открытых источников и разных уголков мира на сайте 1000-molitv.ru для наших уважаемых читателей.

Когда священник произносит эту фразу «Горе имеим сердца», не нужно смотреть на потолок храма или небо, – говорит в своей беседе о божественной литургии митрополит Лимассольский Афанасий. – Наше сердце уже должно быть превыше небес, там – где сокровище наше.

На божественной литургии во время анафоры священник возглашает: «Горé имеим сердца!» (т.е. «Устремим вверх наши сердца»). И хор от лица всех молящихся отвечает: «Имамы ко Господу» («Устремлены ко Господу»).

имамы ко господу

Митрополит Лимассольский Афанасий

Последняя фраза состоит всего из трех слов, но мы, христиане, можем считать, что в ней отражается смысл всей нашей жизни. Не знаю, как у других, но лично я воспринимаю божественную литургию как путешествие – путешествие за пределы этого мира в мир божественный.

Вот что означают эти слова.

Когда мы летим куда-то на самолете, то сначала поднимаемся в салон, усаживаемся, пристегиваемся, слушаем, что нам говорят на тот случай, если самолет начнет падать, затем взлетаем и начинаем подниматься вверх – пока самолет не достигнет самой высокой точки.

То же происходит и на литургии. Мы приходим в храм и постепенно поднимаемся мысленно вверх, пока не достигнем наивысшей точки. Слова священника – «Горé имеим сердца» – сопровождают наш подъем к Богу, стремительный и крутой. И потому мы отвечаем: «Имамы ко Господу».

Господь говорит нам: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:21). Так и бывает у каждого из нас. Там, где сосредоточены все наши интересы, там, где находится то, что мы любим и чего ищем, – там наше сердце.

Если человек видит смысл существования в бизнесе, то все его существо – ум, сердце – сосредоточено на бизнесе, на финансах. Если для человека самое важное в этом мире – другой человек, то его сердце целиком принадлежит этому другому человеку. Но Церковь и Евангелие учат нас, что наше сердце предназначено исключительно для Бога. Когда же Бога там нет, то человеку невозможно подняться к Нему.

Это становится понятно, когда мы начинаем молиться. Тогда мы замечаем, что наше сердце не стремится к Богу, потому что слишком много земного «держит» его внизу. Конечно, тут вы спросите: «А что же нам делать? Мы живем в этом мире! У нас семьи, дети, проблемы – разве можно не обращать на все это внимания? Нам что, не заниматься делами? У нас множество обязанностей, профессия, карьера, долги… Как быть?»

Конечно, человек должен выполнять свои обязанности – и горе нам, если мы этого не делаем.

Нужно заниматься делами – но в нашей жизни при этом должна быть определенная иерархия. Да, мы решаем проблемы, мы стараемся, но в глубине нашего сердца, в его центре, священном пространстве, не должно быть места ни для чего относительного. Там живет только Бог. А все остальное должно оставаться на периферии.

А увидеть содержание своего сердца можно по тому, как мы относимся к Богу.

Вот мы приходим в храм услышать Слово Божие. И кто-то из нас принимает это Слово с большим желанием, впитывая Его в свое сердце. Кто-то слушает, но в меньшей степени. Кто-то – еще меньше. А кто-то не слушает вообще. И все становится понятно, человек сам чувствует. Какие бы прекрасные слова ни звучали, в сердце они не входят.

Я вспоминаю, как к старцу Паисию приходили люди, много людей, могло прийти до пятнадцати человек одновременно. И вот они ждали, что старец им скажет. А он, как известно, был человеком простым и не любил длинных разговоров, долгих обсуждений… Он говорил очень просто.

И вот некоторые люди, слушая старца, принимали каждое его слово, как если бы оно исходило из уст Самого Бога. И происходили чудеса. А другие стояли и в то время, как рядом с ними люди преображались под действием Духа Святого, рассматривали деревья, растущие вокруг – каштаны, кипарисы, сосны… И таких людей старец угощал лукумом и орешками, говоря с ними только на общие темы, потому что они были неспособны воспринять что-то более серьезное.

То же самое происходит и тогда, когда мы приходим в церковь. Я видел людей, которые жалели, что литургия закончилась. А видел и таких, которые жалели, что она все никак не кончается. «Как, еще не все?» – говорит такой человек. И начинает переживать. А другой говорит: «Как жаль, что литургия закончилась! Как было бы хорошо, если бы она длилась вечно!»

имамы ко господу

Почему такая разница? Потому что где наше сокровище, там и сердце наше. Один подвижник говорил, что человек легко может узнать о том, что ожидает его после смерти. Проще говоря, попадет он в рай или в ад. Это очень легко. Для этого не нужно умирать, или ждать какого-то извещения от Бога.

Просто загляни в свое сердце. Что в нем? Если ты находишь успокоение в духовном пространстве – молитве, литургии, в Слове Божием, – если все это дает тебе силы, укрепляет тебя, дарит ощущение блаженства и счастья, значит, в тебе поселилась Божественная благодать.

А если ты чувствуешь, что ничего подобного не происходит, а наоборот, появляется противостояние молитве под влиянием темных сил, и ты ничего не понимаешь, ничего не хочешь и отталкиваешь Бога от себя, то это будет продолжаться и после смерти.

Именно это, к сожалению, и будет тем вечным мучением, о котором говорится в Евангелии. Мы поймем это, когда увидим Бога, но при этом будем продолжать отталкивать Его от себя – вечно. И сейчас мы отталкиваем Его, но не понимаем этого и потому не скорбим. Мы не знаем Его, не знаем, Кто Он и как Он любит нас. Не знаем, что не можем жить без Него. Нам легче жить во мраке страстей, ничего больше нас не интересует, и мы обманываем себя, думая, что счастливы. Но когда мы окажемся на том свете, то узнаем истину и будем вечно терзаться.

То, о чем говорится на литургии, воплощается на практике. Потому что молясь во время службы, мы стараемся вознести свои сердца к Богу – о чем и говорится в тексте богослужения. И поем: «Имамы ко Господу». Но обращены ли в действительности наши сердца ко Христу? Кто может сказать? Только Бог знает…

Один афонский монах усиленно молился ночью. На Афоне все монахи молятся по ночам. И вот этот человек очень хотел узнать, принимает ли Бог молитвы монахов и как Он их принимает. Он долго молился, и Господь послал ему откровение. Он увидел перед собой всю гору Афон, а над ней поднимались языки пламени, которые устремлялись к небу. Одни огни были маленькие, другие – побольше, некоторые – еще больше, а один был похож на огненную реку, текущую в небо.

И монах услышал Голос, Который говорил ему, что все это – молитвы монахов: у одних они слабее, у других – сильнее, а есть и очень сильные. Тогда монах спросил, чья молитва похожа на эту большую реку – т.е. у какого монаха молитва самая сильная. И Господь сказал ему, что эта молитва одного старца (имя старца не названо потому, что во время записи этой беседы он еще был жив – прим. ред.)

То же самое происходит и на литургии. Мы стоим на службе, перед лицом Бога, и молимся – один сильнее, другой слабее. Бог знает силу молитвы каждого. И так как все мы стараемся молиться, то эта общая молитва помогает нам и объединяет нас.  Особенно во время божественной литургии, и особенно – во время Анафоры, потому что мы готовимся стать едиными с Телом и Кровью Христа.

Святые отцы, исходя из собственного опыта, различают три вида молитвы (или движения ума).

Посмотрим, что происходит, когда мы возносим наши сердца к Богу, как это бывает на практике.

Когда священник произносит эту фразу («Горе имеим сердца»), не нужно смотреть на потолок храма или небо. На некоторых западных иконах святые (а иногда и Господь) изображены с отстраненным взглядом. Они похожи на каких-то философов, чудаковатых людей, которые отчужденно смотрят в небо. Непонятно, почему это так. На православных иконах нет ликов с такими взглядами. Да и нам не нужно постоянно смотреть в небо и впадать в восторг – это все театр, и совсем не полезно.

имамы ко господу

Существуют три движения ума, три вида молитвы. Первое (и самое несовершенное) движение – это когда наш ум направлен в сторону тварного мира, через который, как нам кажется, мы можем подняться к Богу. Многие люди любят выбираться на природу и молиться – они говорят, что там чувствуют себя лучше, им легче обращаться к Богу. Это правда: природа, мир, сотворенный Господом, помогает молитве.

С другой стороны, по словам апостола, в тварном мире видна сила Божия, Его вечная, Божественная Сила, которую невозможно увидеть Саму по себе. Молясь на природе, мы используем воображение, пытаясь таким образом увидеть Бога. И творения Божии способствуют молитве: когда мы видим, как прекрасен мир, созданный Господом, это помогает нам в духовном плане. Но такая молитва все же пока несовершенна, в ней очень много детского, что необходимо со временем перерасти. Останавливаться на ней не следует.

Вторая разновидность молитвы – это уход в себя, т.е. молитва через свой ум, свои мысли и рассуждения. Таким образом человек пытается достичь связи с Богом. Действительно, когда наши мысли и помыслы добры, ум может погрузиться в молитву, ощутить духовную жизнь.

Но и такая молитва несовершенна, потому что здесь большую роль играет умозрение – чисто человеческое качество. Это «интеллектуальная» молитва, которая в первую очередь затрагивает наш ум. А при такой сосредоточенности ума рождаются самые разные чувства. И если человек останавливается на этом уровне, то может даже заболеть духовно, как происходит с теми, кто практикует медитацию, самоконцентрацию и т.п. Эти люди со всей вероятностью не получают Божественной благодати, потому что их действия являются чисто человеческими – исходят от человека и приходят к нему же.

Настоящая же молитва совершается тогда, когда человек не думает ни о чем – ни о природе, ни о своих помыслах и рассуждениях. Он погружается в свой внутренний мир, в свое сердце. При этом ум его становится свободным от каких-либо мыслей и фантазий. Он просто становится перед Богом и начинает молиться.

В этом – разница между молитвой и медитацией. Медитация – действие, повторяющееся внутри человека, не выходящее за его пределы. А молитва рождается в человеке, а идет к Богу.

Горе имеим сердца! Для нас, верующих, это не метафора. Небесная высь – не какая-то абстракция, неизвестная и неопределенная, а конкретная Личность, Господь наш Иисус Христос, который в конкретный исторический момент стал Человеком.

Поэтому и наша молитва, рождаясь с Божией помощью внутри нас, устремляется ко Господу, а затем возвращается к нам в виде благодати и милости Божией, и в таком богообщении рождается единство Бога и человека. Это состояние онтологично: оно облечено конкретной плотью и сопровождается конкретной связью с конкретным результатом.

Перевод Елизаветы Терентьевой

Евхаристический канон

Во второй, важнейшей части Литургии верных происходит само совершение Таинства.

Призыв дьякона: «Станем добре, станем со страхом, святое возношение в мире приносити» подвигает всех к самой главной евхаристической молитве, которая называется Ан?фора. Древнегреческое слово «???????» в данном случае можно перевести как «возношение».

«Станем добре, станем со страхом, вонмем Святое Возношение в мире приносити…» Это еще не молитва, а призыв, возглашаемый дьяконом. В ответ на него хор от лица всех молящихся выражает готовность к Святому Возношению и поет: «Милость мира, жертву хваления» — то есть будем возносить Бескровную Жертву (Святую Евхаристию), которая является великой милостью Божией, дарованной нам вследствие нашего примирения (мира) с Господом, и состоящую из благодарного прославления (хваления) Бога. Священник, обращаясь лицом к народу, благословляет его и произносит: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога Отца, и причастие Святаго Духа буди со всеми вами». Хор, то есть весь народ, отвечает ему: «И со духом твоим».

Звучит призыв: «Гор? имеим сердца!». В этот момент наши сердца должны быть устремленными ввысь, как возносящийся к небу огонь. Мы отвечаем: «Имамы ко Господу», — то есть наши сердца горят и обращены к Богу.

* * *

Анафора центральная, древнейшая часть христианской Литургии. Во время Анафоры происходит преложение или пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. Она начинается со слов: «Благодарим Господа». Хор поет: «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице Единосущней и Нераздельней». Это сокращенное содержание начала евхаристической молитвы. Священник молится в алтаре: «Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити, Тебе поклонятися на всяком месте владычествия Твоего».

Примерно с конца VI века молитвы, которые прежде священник произносил вслух, стали недоступны для прихожан, молящихся вне алтаря. Хор, являя собой образ народа Божия, стал петь только некоторые части этой молитвы.

Может сложиться впечатление, что священник читает несколько молитв, разделенных возгласами, после которых хор начинает петь те или иные песнопения. На самом деле молитва Анафоры, не прекращаясь, продолжается вплоть до Пресуществления Святых Тайн.

То, что иерей тихо читает молитву Анафоры в алтаре, конечно же, обедняет наше восприятие Евхаристии. С другой стороны, она ушла из всенародной молитвенной практики отнюдь не «по прихоти священноначалия, стремящегося отделить народ от клира», но, скорее всего, именно потому, что сама духовная жизнь оскудела, и прихожане попросту не готовы к такому молитвенному напряжению. К тому времени многие уже не причащались на каждой Литургии — это перестало быть для людей насущной необходимостью в отличие от первых веков христианства. Священническая молитва пытается объединить всех в единое целое, но многие не готовы сегодня разделить эту радость со всеми, а значит, и смысл общей молитвы пропадает. Она в качестве особого священнического служения переходит в алтарь, где клирики, стоя у Престола, причащаются всегда. Хор же поет отдельные фрагменты евхаристического канона, который все-таки собирает людей на общую молитву и на общее служение Литургии.

Идеал все более отдаляется от реальной жизни. Со временем это укореняется настолько, что люди перестают воспринимать нечто высшее: общее служение, общую молитву, общее приобщение Святых Таин Христовых.

Я не знаю, можно ли изменить сложившую ситуацию. Это произойдет лишь в том случае, если у народа вновь появится потребность в общем причащении, в постоянном служении Литургии и в общей молитве. Изменения определяются уровнем общецерковного сознания, а не какими-то акциями и нововведениями, потому что в Литургии все очень живо и осмысленно.

Как только у христиан возникает новая духовная потребность, сама Церковь вдруг обновляется. Она получает иные возможности, каждый раз по-новому свидетельствуя о Христе. Если евхаристическая жизнь затухает, то и церковная жизнь формализуется, становясь уставной, законнической и исключительно внешней. Ведь духовность человека определяется только Литургией и никак иначе. В истоке всей аскетики, всего богословия, всей нравственность, равно как и всей жизни Церкви лежит Божественная Литургия.

Уровень духовной жизни людей определяется тем, как служится Литургия, как они причащаются. Как живет Церковь, так служится и Литургия. Понятия «Церковь» и «Литургия», по сути, тождественны. Церковь — это Литургия, а Литургия олицетворяет собой Церковь.

* * *

«Достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити, Тебе поклонятися на всяком месте владычествия Твоего: Ты бо еси Бог Неизреченен, Недоведомь, Невидимь, Непостижимь, присно Сый, такожде Сый, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый».

В первой части Анафоры священник исповедует богословие апофатическое (от греческого слова ?????????? — «отрицающий»). Речь идет о богословском методе, заключающемся в выражении сущности Божественного путем последовательного отрицания всех возможных Его определений как несоизмеримых Ему, в познании Бога через понимание того, кем Он не является. Действительно, мы можем выразить свое представление о Господе только иносказательно, ведь Бог настолько непостижим, что человеческая речь не в силах передать верное определение его Сущности. Допустим, скажешь о Боге, что Он есть Свет, и этого будет явно недостаточно, скажешь, что Он — воплощенная Любовь и Милость, и тоже не охарактеризуешь свое представление о Нем. Разумеется, все это верно, но лишь в какой-то бесконечно малой степени, ведь речь идет только о наших представлениях о любви, милосердии, свете и добре. Все наши определения в любом случае окажутся недостаточными, ущербными, убогими, не говорящими о Господе практически ничего.

О Боге мы можем сказать лишь то, что Он неведом, непостижим, неизвестен и неизречен. Именно с этих слов мы и начинаем свое благодарение. Даже истинное значения Имени, которое Он открывает нам: «Я — Сущий», мало о чем говорит нам, потому что наша жизнь ущербна и неизбежно рано или поздно заканчивается смертью. Нет в нас по-настоящему самодовлеющей жизни. Даже когда мы повторяем, что Он — Сущий, мы не в силах понять, что это означает на самом деле.

* * *

«… Присно Сый, такожде Сый, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой, Святый; Ты от небытия в бытие нас привел еси, и отпадшия возставил еси паки, и не отступил еси, вся творя, дондеже нас на Небо возвел еси, и Царство Твое даровал еси будущее».

Воскресение Христово — новый акт творения мира, акт творения новой твари. Господь сначала нас создал, приведя в бытие из небытия. Казалось бы: совершенно непостижимый акт творения, потому что осознать это человек не может. Мы это даже и не пробуем это понять, просто принимаем, как написано.

Но, когда мы уже существуем, Господь творит нас заново. Своим Воскресением Он новотворит мир, вновь все сотворяет через Церковь Свою. Все ветхое ушло, а настоящее только начинается. Созидается новая тварь во Христе, и мы ежеминутно являемся участниками этого творения в постоянном общении с Богом.

* * *

«…И не отступил еси, вся творя, дондеже нас на Небо возвел еси, и Царство Твое даровал еси будущее».

В этой удивительной молитве мы сталкиваемся с тем, что прошлое, настоящее и будущее сливается в единое время. Мы начинаем ощущать себя таким образом и говорить так, как будто уже находимся не здесь, на земле, а в Царствии Небесном. Именно оттуда мы благодарим Господа не только за то, что Он нас создал, не только за то, что Он спас нас, но и за то, что возвел нас на небо и даровал нам Свое Царство.

Мы вторгаемся в Вечность, которая уже наступила. Речь идет об общении с Богом в Царствии Небесном, потому что Он все это уже нам даровал. Все это с нами уже совершилось, и нам остается лишь протянуть руку и принять дарованное. Вопрос состоит лишь в том, действительно ли мы хотим этого? Хотим ли мы принять от Христа уже дарованное нам спасение? Ведь дар вечной жизни — нелегкая ноша, его придется принять, как крест, и никак не иначе…

Безмерна тяжесть спасения, человек может под ней и согнуться. Но каждая Евхаристия призывает нас решить: стремимся мы к спасению или нет? Хотим мы этот дар на себе понести, как величайшую тяжесть и одновременно как абсолютную благость, или предпочтем отойти в сторонку? Войти в Царствие Небесное можно только через Церковь, которую сотворил Господь, через Его язвы, через ребро пронзенное…

Литургия, в которой мы с вами участвуем — непрерывная цепь дерзновенных прикосновений к телу Христову. Так же, как и апостол Фома, мы то и дело «испытываем» Спасителя, влагая персты в Его раны.

* * *

«О сих всех благодарим Тя, и Единороднаго Твоего Сына, и Духа Твоего Святаго, о всех, ихже вемы и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниих, бывших на нас. Благодарим Тя и о службе сей, юже от рук наших прияти изволил еси, аще и предстоят Тебе тысящи Архангелов и тьмы Ангелов, Херувими и Серафими, шестикрылатии, многоочитии, возвышающиися пернатии».

Мы благодарим за эту службу, как за дар, который Господь принимает от нас, недостойных, хотя Его в этот момент славят Архангелы и Ангелы, Херувимы и Серафимы — шестикрылатые, многоочитые, возвышающиеся, пернатые… Верующие же поют Ему ту самую песнь, под звуки которой Он входил когда-то в Иерусалим: «Осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне», — и их ликующее пение соединяется с ангельским славословием.

Господь грядет! Так же и мы грядем в небесный Иерусалим через принятие Божиего дара, через постоянное стремление быть вместе со Христом — в Его смерти и Воскресении, в Его восхождении на Небо, в Его сидении одесную Отца. Вот главное чувство, которое должно переполнять душу каждого христианина: «Хочу спастись! Хочу следовать путем спасения! Хочу этот незаслуженный, безмерный и неподъемный дар понести на себе, потому что только так можно войти в общение со Христом!» Лишь тогда этот дар станет тем благим игом и легким бременем, о котором говорил нам Господь.

* * *

Священник: «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще».

Хор: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь Небо и земля славы Твоея; осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне, осанна в вышних».

Иерей продолжает чтение евхаристической молитвы:

«С сими и мы блаженными Силами, Владыко Человеколюбче, вопием и глаголем: Свят еси и Пресвят, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый. Свят еси и Пресвят, и великолепна слава Твоя; Иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единороднаго дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать Живот Вечный. Иже пришед, и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаешися, паче же Сам Себе предаяше за мирский живот, приемь хлеб во святыя Своя и пречистыя и непорочныя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим учеником и апостолом, рек…»

Молитва, содержащаяся в Литургии Василия Великого, раскрывает глубинный смысл евхаристической Жертвы, объясняет, во имя чего она приносится и для чего происходит умаление Христово.

Когда же начинается умаление Сына Божиего, или кенозис (от греческого ??????? — «опустошение», «истощение»)? Господь уже ограничил и умалил Себя сказав: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1: 26). По мнению святых Отцов Церкви, сотворение человека было предвестием воплощения Сына Божия и принесения Им искупительной крестной жертвы.

В молитве, входящей в Литургию Василия Великого, говорится об истощении, о том, что «персть взем от земли, и, образом Твоим, Боже, почет, положил еси в раи сладости…», то есть жертва уже приносится. Бог Себя ограничивает присутствием на земле Своего образа и подобия, одаренного бессмертием и свободной волей. Ради него-то и совершается великая жертва. Впрочем, не только ради него…

«Хотя бо изыти на вольную и приснопамятную и животворящую Свою смерть, в нощь, в нюже предаяше Себе за живот мира…» Жертва приносится за жизнь мира. Этой жертвой объемлется все, что Бог сотворил. Но, по сути, весь этот мир сотворен только ради человека. Он существует постольку, поскольку существует человек. Этот мир изначально устроен таким образом, чтобы нам в нем мире жилось хорошо и счастливо. Богословы утверждают: мир антропоморфен, то есть ориентирован на человека. Однако, когда человек согрешает, этот мир искажается, портится, подвергается тлению. Царствие Небесное, исполнение полноты времен, когда Бог будет «всяческая во всем», может наступить только через человека.

* * *

«Приимите, ядите, Сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов».

Эта часть евхаристической молитвы заканчивается установительными словами, учреждающими само Таинство Евхаристии, по поводу которых велось немало споров.

Во время совершения Тайной Вечери Господом именно этими словами Христос обычный хлеб и обычное вино соделал Своим Телом и Своею Кровью. Это и послужило их буквальному пониманию Западной Церковью. В Русской Церкви тоже шел спор о том, когда же, собственно говоря, происходит пресуществление святых Христовых Таин, когда совершается тайна преложения хлеба и вина.

В нашей стране богословие не развивалось очень долго: из-за нашествия татаро-монголов и разрозненности русских земель духовного обучения практически не велось. Богословское образование могла дать только западная часть Церкви, находившаяся в Киевской митрополии, которая сначала находилась под властью литовских князей, а затем и Польши. В 1631 году архимандрит, а впоследствии митрополит, Петр (Могила) основал в Киеве высшее училище «для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках» — духовную академию, подверженную католическому влиянию.

Славянских юношей посылали учиться на Запад в римско-католические школы. Тамошнему обучению был присущ схоластический характер, и наше богословие до сих пор носит на себе его следы. Тогда делалось так: православные принимали униатство для того, чтобы получить образование, а возвращаясь на родину, каялись и вновь становились православными и таким образом приносили с собой некую ученость.

Многие дисциплины в Киевской академии преподавались на латыни, осуществлялись многочисленные переводы католической литературы. Другой литературы в то время попросту не было, и преподаватели стремились придать ей более или менее православный дух. Инструмент критики католицизма они заимствовали у протестантов: протестантской аргументацией они опровергали аргументацию католическую. В результате, очень многое было серьезно искажено. Тогда считалось, что это и есть Православие…

Поскольку наиболее образованные клирики служили именно в Киевской митрополии, то после объединения России с Украиной и образования единой Церкви под омофором Московского патриарха в 1686 году, ученых людей для назначения на архиерейские кафедры набирали именно там. Одним из таких архиереев был святитель Димитрий Ростовский (1651–1709).

В те времена возникли споры о пресуществлении Святых Даров, отголоски которых не утихают до сих пор. При этом вспоминаются слова, которыми Господь установил Тайную Вечерю, само Таинство Евхаристии, когда Он взял чашу на пасхальной трапезе и благословил вино и хлеб и, разломив его, благословил и раздал ученикам и сказал такие слова.

Католики полагают, что именно эти слова являются тайносовершительной формулой, претворяющей хлеб и вино в Тело и Кровь Христову. Именно в этот момент они благословляют Чашу и Хлеб. В католическом сознании священник является своего рода «заместителем» Христа, его руками и осуществляется Евхаристия. Но Христа никто собой заменить не может, да это и не нужно! Он, Он никуда не уходил, хотя Он и находится со Своим Отцом и Святым Духом в Святой Троице и в Царствии Небесном. Господь пребывает с нами до скончания века.

Православная Литургия всем своим строем указывает на то, что является главным. В нашем сознании священник — не «заместитель Христа» на Литургии, он — предводитель народа Божиего и не более того. Поэтому во время Литургии он не совершает ничего сам, священник — предстоятель перед Богом, умоляющий Его совершить эту тайну. Призывая: «Приидите, ядите…», — он вспоминает, как Христос на Тайной Вечере произносил эти слова.

Только после этого совершается одно из важнейших литургических действий. Кульминационным моментом непрекращающейся евхаристической молитвы является эпиклеза (латинского слова epiclesis и греческого ????????? — «призывание»)».

Священник читает про себя: «Поминающе убо спасительную сию заповедь, и вся, яже о нас бывшая: Крест, Гроб, тридневное воскресение, на небеса восхождение, одесную седение, Второе и славное паки пришествие» и произносит вслух: «Твоя от Твоих Тебе приносяще от всех и за вся».

После установительных слов иерей молится, вспоминая эти события, как уже совершившиеся в вечности. Вспоминает он и Второе пришествие: ведь как мы уже говорили, Литургия для нас — это пребывание в вечности, это — обретение Царствия Небесного, это — жизнь будущего века, к которой мы приобщаемся.

В нас соединяются несоединимые, не вмещающиеся в человеческое сознание категории — прошедшее, настоящее и будущее. Мы живем то прошедшим, то будущим, вспоминаем или мечтаем, настоящее же время зачастую проходит мимо нас. А Царствие Небесное — и есть настоящее время, и оно встречается с нами именно на Божественной Литургии. Мы приобщаемся к настоящему, мы настоящими становимся, благодаря тому, что Господь Сущий, то есть Настоящий в Своем абсолюте, дает нам возможность приобщиться к Его Сущности, причащаясь Его Телу и Крови. Несмотря на то, что мы еще остаемся смертными, «временными», мы уже соприкоснулись с вечностью.

Мы уже находимся совсем в другом мире, вспоминая о смертельной опасности, которой чудесным образом избежали. На Литургии мы воспоминаем это спасительное Таинство, Крест, Гроб, Воскресение, одесную седение и Второе пришествие, как будто уже пребывая в Царствии Небесном.

* * *

Вслед за возношением Святых Даров совершается их преложение. Святой Дух призывается на предложенные Дары — хлеб и вино, — и происходит их преложение в Тело и Кровь Христовы.

Иерей берет в руки Святые Дары и, вознося их над Престолом, возглашает: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся».

Что же приносит священник «Твоя от Твоих»? Речь идет о принесении Проскомидии. Вы помните, что на Дискосе символически изображены Агнец, Матерь Божия, Церковь, святые апостолы, все святые, все живые и мертвые, окружающие Господа. Дискос, как образ сам?й вселенной, как образ сам?й Церкви, возносится ко Христу: «Твое мы Тебе приносим, от тех, кто Тебе принадлежит, за всех и за все». И Литургия, и Проскомидия совершаются не только в память о живых и мертвых, не просто как моление о нашей земле, но за весь мир, за всю вселенную, за все, что Господь сотворил.

Мы пришли сюда и все, что могли, принесли Тебе. Все, что у нас есть, принадлежит Богу. Мы принесли Тебе Твое. Хлеб — Твой. Вода — Твоя. Вино — Твое. Ничего своего у меня нет. Все — Твое. И я — Твой…

Путь Церкви восходящей ко Христу, это путь крестный. Священник скрещивает руки, вознося перед молитвой эпиклезы Святые Дары на Престол. Вот путь каждого и всех нас вместе: принесение себя вместе со всеми за других, от всех и за вся — Богу. Это — путь восхождения и крестоношения, единственный путь ко Христу, ведущий к жизни вечной.

* * *

Этот момент является началом молитвы эпиклезы, кульминационной части молитвы Анафоры, в которой совершается призывание Святого Духа на предложенные Дары — хлеб и вино, и преложение их в Тело и Кровь Христовы.

Хор поет: «Тебе поем, Тебе благословим», а священник читает молитву призывания Духа Святого на Дары: «Еще приносим Ти словесную сию и безкровную службу, и просим, и молим, и мили ся деем, низпосли Духа Твоего Святаго на ны, и на предлежащия Дары сия».

Это очень короткая молитва, которая не слышна нами, потому что в этот момент поет хор, но во время этой величайшей молитвы Святые Дары претворяются в Тело и Кровь Христовы.

Обратите внимание: мы просим послать Духа Святого на нас и на Дары. Мы просим всех нас сделать Телом Христовым, молим о том, чтобы все мы, в храме предстоящие, весь народ Божий, вся Церковь стали Телом Господним.

Благодатное сошествие Духа Святого не может обойти нас. Не только заранее приготовленные хлеб и вино, но все мы, участвующие в Литургии, в данный момент — Евхаристия. На каждого из нас сходит благодать Духа Святого, претворяя нас в Тело Христово.

Именно поэтому каждому участвующему в Литургии православному христианину необходимо причащаться Святых Христовых Таин. В противном случае все литургические молитвы для нас обессмысливаются. Посудите сами: вот мы стоим во время евхаристического канона, все молятся о том, чтобы Дух Святой сошел на нас, и Господь нам Его посылает, а мы отказываемся Его принять! Мы оказываемся в каком-то странном, двусмысленном положении, сначала молясь о Дарах, а потом от Них отворачиваясь.

* * *

Значение эпиклезы подчеркивает особое молитвословие, которое не было включено в Литургию ни Василием Великим, ни Иоанном Златоустом, а является поздним привнесением. Я имею в виду тропарь Третьего часа на призывание Святого Духа: «Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих ти ся».

Тропарь не является частью евхаристической молитвы; он был внесен в качестве еще одного подтверждения того, что преложение Святых Даров происходит не в момент призыва Иисуса, а в момент призывания Святого Духа. Дух Святой совершает это Таинство, это Он прелагает хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы.

Иерей воздевает руки и трижды читает: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене».

К сожалению, тропарь прерывает священническую молитву, поэтому во многих Поместных Церквях он читается до молитвы эпиклезы.

После этого дьякон, указывая на Святые Дары, возносит мольбу: «Благослови, владыко, Святый хлеб». Священник, продолжая молитву эпиклезы, произносит, указывая на Агнца: «Сотвори убо Хлеб сей Честное Тело Христа Твоего. Аминь». Дьякон отвечает: «Аминь» от лица всей Церкви.

Потом дьякон указывает на Потир со словами: «Благослови, владыко, Святую Чашу». Священник добавляет: «А еже в Чаши сей Честную Кровь Христа Твоего». Дьякон, а вместе с ним и все люди, отвечают: «Аминь».

Дьякон указует сначала на Дискос, а потом на Чашу: «Благослови, владыко обоя?». Иерей, благословляя хлеб и вино, произносит: «Преложив Духом Твоим Святым».

Дьякон и священник творят поклоны перед Престолом и трижды повторяют: «Аминь».

* * *

Евхаристическая молитва возносится к Богу Отцу. Именно к Нему обращается Церковь, а Церковь — это Тело Христово. Как сказал преподобный Иустин Попович, «Церковь — это Господь наш Иисус Христос». Это — Богочеловеческий организм, и раз Богочеловек обращается к Богу, то он обращается, как Нему как к Отцу. Когда мы просим: «Низпосли Духа Твоего Святаго…», — мы все обращаемся к Богу Отцу. В это время и совершается это сотворение Плоти и Крови Христовых, как некое новотворение мира.

Священник здесь может только отойти в сторону. Он благословляет это действие, но Таинство совершается только потому, что Господь слышит Свою Церковь. Мы взываем: «Сотвори убо Хлеб Сей честное Тело Христа Твоего… приложив Духом Твоим Святым», потому что Бог посылает Дух Свой, чтобы хлеб и вино стало Телом и Кровью Христовыми.

Наступила кульминация Евхаристической молитвы, которая, к величайшему сожалению, для многих из нас остается почти незамеченной, ведь мало кто знает о том, что в это время происходит в алтаре. Молитва эта в Православной Церкви творится в тайне, в то время как в Церкви Католической произносится вслух. Очень грустно, что люди, стоящие на Литургии, в самый грандиозный ее момент не участвуют в ней своим сердцем, своей молитвой. Вся Церковь должна повторить громко: «Аминь, Аминь, Аминь!», — когда это возглашает дьякон за всю Церковь. «Аминь!» — наше принятие того, что творит Господь. Это — наше общее с Богом дело, по-гречески называемое Литургией.

* * *

Сразу же после молитвы призывания священник молится: «Якоже быти причащающимся в трезвение душ, во оставление грехов, в приобщение Святаго Твоего Духа, во исполнение Царствия Небеснаго, в дерзновение еже к Тебе, не в суд, или во осуждение».

Особенно проникновенно звучит эта молитва в Литургии Василия Великого: «Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единаго Духа Святаго причастие…»

Священник ходатайствует пред Господом о живых и мертвых: «Еще приносим Ти словесную сию службу, о иже в вере почивших праотцех, отцех, патриарсех, пророцех, апостолех, проповедницех, евангелистех, мученицех, исповедницех, воздержницех, и о всяком дусе праведнем в вере скончавшемся».

Молитва, начинавшаяся со слов: «Достойно есть…», заканчивается церковным ходатайством обо всем мире, в которое включены все его потребности, все живущие в нем люди. Эта молитва Церкви перед Телом и Кровью Христовой — молитва космическая, она обнимает собой всю вселенную. Как распятие Христово совершилось за жизнь всего мира, так и Евхаристия совершилась Церковью за весь мир.

Мы участвуем в важнейшем поминовении: совершается как бы вторая Проскомидия. Помните, как во время Проскомидии священник перед Агнцем вспоминал всех святых, потом всех живых и всех усопших. Та же молитва повторяется, но уже перед истинными Плотью и Кровью Христовыми. Священник молится о вселенной, обо всем космосе, и мы возвращаемся в проскомидийное поминовение. Литургия вновь приводит нас к самому началу жертвоприношения, потому что опять вспоминается вся Церковь, но Церковь уже осуществленная, как Тело Христово.

Следующая глава >

Оценка 3.5 проголосовавших: 13
ПОДЕЛИТЬСЯ

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here